Театр теней. Новые рассказы в честь Рэя Брэдбери - Страница 43


К оглавлению

43

— Не очень туго? — спрашивает мистер Бриз. Он всегда спрашивает об этом, он вежливый и заботливый.

— Нет, — отвечает Питер.

Он чувствует, как мистер Бриз поправляет его лодыжки, чтобы они лежали параллельно, и не дергается, пока мистер Бриз связывает шнурки его теннисных туфель.

— Знаешь, я не хотел бы, чтобы все было вот так, — говорит мистер Бриз. Он всегда так говорит.

— Это для твоей же пользы, — добавляет он, но Питер лишь смотрит на него своим, как выражается мистер Бриз, «непробиваемым взглядом».

— Почитать тебе? — спрашивает мистер Бриз. — Что-нибудь перед сном?

— Нет, спасибо, — отвечает Питер.

* * *

Утром он просыпается от шума с улицы. Питер лежит на покрывале, все еще в джинсах, футболке и теннисных туфлях, он по-прежнему связан. Мистер Бриз — под покрывалом, его тоже разбудил гвалт. Похоже, за окном кого-то бьют или даже убивают. Вопли, рычание, злоба… Питер закрывает глаза, а мистер Бриз выбирается из-под покрывала и в два прыжка пересекает комнату, чтобы взять оружие.

— Тссс, — говорит он и беззвучно, одними губами, произносит: — Не. Шевелись.

И еще показывает пальцем «но-но-но». Потом улыбается, отвешивает небольшой поклон и выходит за дверь, сжимая в руке пистолет.

Питер остался один в номере мотеля. Его лицо прижато к дешевому постельному покрывалу из полиэстера, которое пропахло плесенью и застарелым табачным дымом.

Питер сгибает пальцы. Его ногти, когда-то длинные, черные и острые, теперь сточены до подушечек.

— Для твоей же пользы, — сказал мистер Бриз.

А что будет, если он не вернется? Что тогда? Комната станет для Питера западней. Он будет пытаться разорвать стяжки на запястьях, будет брыкаться связанными ногами, сползет с кровати, биться головой о дверь, но выйти не сможет. Это будет очень болезненная смерть — погибнуть от голода и жажды.

Через несколько минут Питер слышит выстрел — и моргает от неожиданности.

Мистер Бриз открывает дверь.

— Не о чем волноваться, — говорит он. — Все в полном порядке.

Какое-то время Питер носил ошейник с поводком. Заклепки на внутренней стороне ошейника касались его шеи, и мистер Бриз нажатием кнопки на маленьком пульте мог ударить его током.

— Знаешь, я не хотел бы, чтобы все было вот так, — говорил мистер Бриз. — Я хочу, чтобы мы были друзьями. Можешь считать меня учителем. Или дядей.

— Докажешь, что ты хороший мальчик, — сказал мистер Бриз, — и тебе больше не придется это носить.

Вначале Питер много плакал и хотел убежать, но мистер Бриз его не отпускал. Мистер Бриз держал Питера спеленатым и связанным в спальном мешке — так, что наружу торчала только голова, — и тот мог лишь извиваться, как червяк в коконе или плод в материнской утробе.

Даже когда Питеру было почти двенадцать лет, мистер Бриз укачивал его на руках и шептал:

— Шшш-шшш-шшш. Все хорошо, все хорошо, Питер. Не бойся, я о тебе позабочусь.

* * *

Они снова в машине, идет дождь. Питер прислоняется к окну с пассажирской стороны и смотрит на капли, которые ползут по стеклу, как стайка рыбешек. Еще он видит облака и их серых, призрачных детенышей, что опускаются почти до земли, заставляя мокрые деревья изгибаться и размахивать мертвыми ветвями.

— Питер, — произносит мистер Бриз после часового молчания. — Ты сверялся с картой? Где мы находимся?

Питер смотрит в книжку, что дал ему мистер Бриз. На ней есть шоссе, есть контуры штатов, выкрашенные в разные пастельные цвета. Небраска, Вайоминг.

— Мы уже половину дороги проехали, — говорит мистер Бриз.

Он смотрит на Питера, и в его приветливых глазах ведущего детских передач чувствуется аккуратное внимание — заметно, что он думает не только о том, что говорит. Это взгляд взрослого, который хочет убедиться, что ты его слушаешь, что ты учишься, оценивающий, требовательный взгляд.

— Это хорошее место, — продолжает мистер Бриз. — Очень хорошее место. У тебя будет своя комната. Теплая постель. Хорошая еда. И ты пойдешь в школу! Думаю, тебе понравится.

— Ммм… — отвечает Питер, поеживаясь.

Они проезжают мимо какого-то городка; некоторые дома в нем сожжены — они до сих пор дымятся, даже под дождем. Питер знает, что в этих домах нет людей. Все они мертвы, он чует это мозгом костей, их смерть оставляет привкус у него во рту.

А еще за городком, в полях подсолнечника и люцерны, есть такие, как он. Дети. Они тихо передвигаются вдоль посадок, мягко опираясь о землю ладонями и ступнями. Они почти не оставляют следов на глинистой почве. Они поднимают головы и сверкают золотыми глазами.

* * *

— Когда-то у меня был мальчик, — говорит мистер Бриз.

Теперь они реже делают остановки, часами слушают кассету, где поет мужчина и детский хор. «Б-И-Н-Г-О, — поют они. — Бинго — так звали его-о!»

— Сын. Он был ненамного старше тебя. Его звали Джим.

Мистер Бриз неопределенно разводит руками, не отрываясь от руля.

— Джим обожал камни, — продолжает он. — Разные горные породы и минералы. Жеоды — души в них не чаял. И окаменелости! У него их была целая коллекция!

— Ммм… — отвечает Питер.

Ему трудно представить мистера Бриза в роли отца — с его костлявой головой, тощим телом и ртом, как у куклы-чревовещателя. Интересно, как выглядела его жена? Может, была таким же скелетом, как и он сам? В длинном черном платье, с длинными черными волосами и ходила, как паук? Или, наоборот, пухлая фермерская дочка, румяная блондинка, улыбчивая любительница готовить, например, печь блины.

А может, он все выдумывает. Скорее всего, у него не было ни жены, ни сына.

43